Константин Стешик представляет круг минских молодых драматургов, вдруг, без особого веления свыше или извне, возникшего в тоталитарной Беларуси. О феномене молодой белорусской пьесы сегодня звенит вся Восточная Европа. О минском движении новой пьесы «Свободный театр» знают все театральные активисты. Костя Стешик – один из «Свободного театра». Блестяще слышащий драматургию повседневных диалогов, ломаную логику человеческого общения, Стешик развивается очень интересно. К сожалению, ему сегодня более всего не хватает широкого дыхания в драматургии: пока он мыслит одноактовками. Сперва это были злые псевдохармсовские страшилки. Потом начался период «любовной лирики», остроугольной и нервной, как у Маяковского - как в полуабсурдной пьесе «Мужчина. Женщина. Пистолет», получившей II премию на «Евразии-2005». Затем Стешик взялся за постмодернизм и иронию, как в пародийно-фрейдистском истолковании сказки «Красная шапочка». Его драматургический почерк меняется каждый год, он даже выдумал, в сущности, новый стиль оформления пьесы, для драматургов компьютерного века: убрать пресловутое «кто говорит» из начала строки и обозначать Его реплики курсивом, а Ее - простым шрифтом. Так у Стешика написана не одна пьеса. Мне это кажется необычайно остроумным.

О чем пишет Стешик? О подвижках человеческого сознания, о драматургическом пути человеческой эмоции в диалоге с самой собой и решениях поменять свою жизнь кардинально, о любви мужчины и женщины, похожей на кровопролитную войну полов. Хороший диалогист, слухач, мучающаяся неспокойная натура, Костя Стешик описывает внутренние процессы человеческой психики, в ее современном состоянии – раздробленной, рваной, капризной, агонизирующей. Его мир хрупок и трагичен, как жанр элегии – пика он достигает в «Сценах из жизни», одной из самых цельных пьес Стешика.

Постоянно уходящий в себя, сумрачный драматург, кажется, имеет сложности в общении с миром. Но это иллюзия. Одна из самых удивительных потаенных сторон Стешика – умение убеждать. Он не просто драматург, он еще и организатор драматургического процесса. По крайней мере, я знаю двух драматургов, которых пьесы заставил писать именно Стешик. Что он им говорит и сулит, это загадка, но речь его, очевидно, горяча. Если бы он не занялся драматургией, он был бы радикальным священником – вот это уж точно.

Павел Руднев, театральный критик